Не душенька
Софья Петровна души не чаяла в Макарии Ивановиче. Бывало обленится Макарий Иванович или рассердится, а ей всё ни по чём. Только приговаривает – устали Макарий Иванович, это ничего. И чайку принесёт, да слово доброе скажет.
Ещё у Макария Ивановича был брат, и несколько сестёр, да и мать – старая, злющая. Но всех-то могла Софья Петровна принять, во всех видела ангелов светлых, как бы черны ни были их души. Её и саму называли – душенька.
Никто не понимал почему Софья Петровна так поступала. Детство у неё было вполне обычное – без трагедий, но и без привилегий. Откуда она научилась принимать всех было неясно. Поэтому её стали считать дурой. Говорили, что она «растворяется в людях, как рафинад в кипятке», а значит просто глупа и ничего больше.
Да и почему нет. Ведь со стороны кажется, что проще всем услужить. Проще не высовываться, не спорить, со всем соглашаться. Так и живым останешься и может урвёшь кусок-другой счастья.
Рядом с домом, где Софья Петровна растворилась в домочадцах, был монастырь. В монастыре жил монах – Исидор. Он очень хотел стать святым. И голодом себя морил. И экскременты пробовал жрать, и на одной ноге стоять всю ночь. А однажды даже пробежал голым по улице и неудачно плюнул в прохожего. Вроде и попал, но как-то в спину, да так, что прохожий и не заметил. Да и на улице, как на зло, было пусто.
Исидор страдал. Из него никак не получалось святого. Все его попытки заканчивались как-то незаметно, тихо и стыдно. «Может в этом и есть мой крест, моё мученичество?». Однажды подумал Исидор, «, наверное, оно в том, что я хочу стать святым, а у меня не выходит? Может, вот оно – моё главное страдание?».
В этот день по обыкновению монах вышел на улицу. Сегодня он задумал ходить с хмурым лицом по улице и понять насколько сильно он страдает и как далеко до мученичества.
На улице он столкнулся с дамой, которая разлила на него молоко. Этой дамой оказалась Софья Петровна. Она покраснела, попросила прощения. И не отстала от Исидора пока не упросила его к себе выпить чаю.
В гостях Исидор напился чаю. А ещё увидел насколько Софья Петровна растворена в своих домочадцах. Он заметил, как над ней подшучивают и издеваются. А ей как с гуся вода. Во что бы то ни стало Исидор решил разузнать не было ли в жизни Софьи Петровны глубокой травмы. Монаху не верилось, что можно растворяться в людях просто так, без травмы.
На кухне он справился у Софьи Петровны о ней, о её детстве, поговорили по душам. Оказалось, что ничего особо с ней не происходило.
«Но как же вы можете терпеть всё это?!», воскликнул Исидор. «Вам никогда не хотелось уйти в монастырь?».
«Никогда не думала», сказала Софья Петровна. Все божьи люди. Устали жить, вот и маются. А я им чайку налью, слово доброе скажу, принесу что попросят, вот и ладно всё опять становится.
Исидор онемел. Он понял, что Софья Петровна родилась святой. Он всю жизнь положил на то, чтобы стать святым. А здесь какая-то дамочка посмела родиться смиренной. Более того. Ей не нужно было прикладывать усилия, чтобы полюбить ближнего.
Он страдал. Страдал от того что страдал. И страдал от того что не мог выбрать нужное страдание. И страдал от того что страдание не приближало его к цели, а здесь, кто-то, не моргнув глазом, так славно мучается и даже не замечает этого.
Исидор вышел от Софьи Петровны ошеломлённым. Он так напряжённо думал, что не заметил, как откусил себе язык. С тех пор Исидор всегда молчал. Все вокруг стали почитать его как великого молчальника, а некоторые даже стали называть святым.
